- В творчестве Селина присутствует образ коммунизма более эстетический, чем политический, и этот образ, скорее, асбурден, нежели реален. Он объясняет это в памфлете "Попали в переделку" (1941), где проповедует "Коммунизм Лабиша", по имени автора водевилей (конец 19 века), который высмеивал пороки буржуазии.

- Для Селина "проклятьем заклейменные" мало чем по сути отличаются от буржуа, их различие - лишь в положении, но "цель у них одна: стать богатым или таковым остаться". Для человека, который всегда остается одним и тем же под различными масками, интересы которого сугубо материальны, можно предложить лишь "Щадящую Революцию", основанную на строгом равенстве: "Максимум по сто франков в день каждому, включая и диктатора", с пригородным домом и садом, страховка на все случаи жизни, а, чтобы удовлетворить физиологические нужды, "300 стандартных калорий в день как Бетховену, так и каменщику Жюлю". Он комментирует этот проект: "Пусть это убого, пусть пошло, но мы будем уверены, что не ошиблись. Давайте посмотрим на больного таким, каков он есть, а не каким его себе представляют апостолы: не особенно жаждет великих перемен, но зато жаждет комфорта, уязвлен завистью, так же, как и буржуа скупостью".

- Путешествие в СССР убедило Селина, что власть не меняет свой сути, независимо от того, кто ею обладает. В 1936 году он предпринимает путешествие настолько скромное, насколько путешествие Жида было помпезным, но они приходят к одинаковым выводам: нищета, репрессии (это было время чисток), пропаганда, формирование нового привилегированного класса. По возвращении он публикует памфлет "Mea Culpa".

- Сначала Селин обращается прямо к персонажу, названному им "Попю" (от фр. "populace" - чернь, простонародье), такими словами: "Рви свои цепи, Попю! Разогни спину, Дандэн!" (Герой Мольера Жорж Дандэн, нувориш, которому жена наставляет рога). Вся ненависть Селина к буржуазии выражается в следующих строках: "Никогда с библейских времен не обрушивался на нас поток более подлый, более пошлый, одним словом, более унизительный, чем это липучее буржуазное засилье. Клас наиболее подло тираничный, алчный, хищный, абсолютно ханжеский!", а далее следует провокационный призыв: "Да здравствует Людовик XIV, да здравствует Чингиз-хан и банда Бонно!"*{отрывки из "Mea culpa" цит. по переводу С. Юрьенена и Э. Гальего}

- Но Селин быстро привносит сюда еще один оттенок, потому что буржуа для него, как и для Флобера, не столько класс, сколько общий знаменатель практически всего. Ложная неопределенность в начале памфлета быстро находит развязку в этой ремарке, которую Селин вскоре применит и к евреям: "Если они считают, что являются жертвами истории, значит они ангелы!"

- Он действительно обдумывал, как и анархисты, высказывания Ла Боэси*{Этьен де Ла Боэси (1530-1563) - французский писатель, друг Монтеня.} из его "Рассуждений о добровольном рабстве" и из "Генеалогии морали" Ницше, что заставляло его предполагать, что вчерашний раб будет вести себя как хозяин, как только у него появятся для этого возможности, а может быть и еще более нахально. Он заявляет об этом в достаточно резких выражениях: "Он также воняет лакеем. В нем есть все омерзительные инстинкты пятидесятивекового рабства" (такую же фразу можно найти в "Мадам Бовари"). Точка зрения Селина остается той же, что и у моралистов XVII века и у виталистов: "Человек - это единственный тиран себя самого".

- Вот почему речи о новом человеке кажутся ему чистой демагогией: "феноменальная трепотня, просто хоть святых выноси". Он также развенчивает воспевания индустриального прогресса. Для него не существует никакого различия между тейлоризмом "мейд ин США" и советским стилем: "Все Форды похожи друг на друга, советские или нет". Это то же уподобление человека машине, и он говорит об этом: "Самая усовершенствованная машина еще никогда никого не освободила". Он сумел вычленить в этом прогрессизме "с человеческим лицом" тоталитарные приемы, то есть "обязательный принудительный труд": то же самое написано и при входе в Освенцим (Arbeit macht frei), и в программах Сталина. Это вовсе не побуждает его примкнуть к единодушному пролетарскому порыву, единственное отличие которого от западного состоит лишь в том, что он более убогий и не может обеспечить себя другими развлечениями, кроме алкоголя ...

- Опиум, движущий толпами. Селин видит его в обещании счастья, которое все время откладывается на завтра: "Все войны, начиная с потопа, сопровождаются музыкой оптимизма. Все убийцы видят будущее в розовом цвете, это часть их ремесла". Это счастье действует как постоянная приманка. Оно делает людей завистливыми, мстительными и претенциозными. Селин цитирует Жюля Ренара: "Не достаточно быть счастливым самому, нужно чтобы другие не были".

- Селин считает идеологию всеобщего равенства "сфабрикованным бредом", трюком, который служит интересам тех, кто организует международные обмены, но это вовсе не благородное устремление человеческого существа.

- Короче, Селин определил тоталитарную опасность, замаскированную под пустой идеализм: "Когда смерть за идею является единственной эстетической программой, это поможет сдохнуть всем: большая чистка ради идеи". Он был прав, что опасался этого, котому что сам в результате установил для себя идею в качестве идола. Однако, лучшее, что в нем было, это его неверие, как и у мольеровского Дон Жуана, которое должно было предостеречь его от "истин в последней инстанции".

- Заключение "Mea culpa" совершенно безысходно: безудержный материализм, врожденный индивидуализм, который управляет всем фарсом. Селина нельзя обмануть "Московским процессом", который он описывает в добродушном тоне, имитируя демагогические речи: "А также эстетическое будущее! Войны, о которых мы больше не узнаем даже, почему они начались!.. Все более и более грандиозные! Которые больше никого не оставят в покое!.. чтобы все в них передохли... превратившись в героев там, где придется... а заодно и в пыль!.. Чтобы мы освободили Землю..."*{цит. из памфлета "Mea culpa", пер. С. Юрьенена и Э. Гальего}. Селин не думает, что все эти отклонения Сталина являются просто элементом местного фольклора, советский лидер положил глобальный обман в основу всей идеологии и политической программы. Сталин - это идеальный виновный, который может снять ответственность с других.

- В своем следующем памфлете "Безделицы для погрома" Селин развивает свои предположения в направлении антисемитизма. По его мнению, различные "Возвращения из СССР" (Жид, Доржелес, В. Серж) замаскировали единственную неоспоримую истину: еврейский заговор, существующий во всех партиях, включая и фашистские. Евреи финансируют все революции, от Лондона до Москвы все у них в руках: Банк, Театр, Полиция, Коммерция, Армия. И это началось с первых Большевиков, список имен которых он сопровождает их настоящими фамилиями.

- Этот антисемитизм можно объяснить тем фактом, что Селин вырос в среде мелкой буржуазии (которую он критикует в "Смерти в кредит") или же тем, что его великая любовь Элизабет Крейг предпочла ему любовника-еврея(7) и т.д.

- Однако в "Безделицах для погрома" нельзя сказать, чтобы антисемитизм полностью убивал эстетическую концепцию, а разнузданный антикоммунизм все же не заслоняет взгляда ребенка, постоянно ожидающего чуда.

- Селин не остался невосприимчивым к великолепию Ленинграда, "в своем роде, одного из самых прекрасных городов мира" (вроде Амстердама, Венеции или Вены), и он не скупится на похвалы красоте дворцов, садов, и красок. Город, действительно, имеет все, чтобы ему понравиться, посколько он влюблен в порты, в каналы, в набережные; название реки - Нева - звучит как магическое слово для очарованного севером. Стиль Селина становится лирическим из-за этого города, построенного для императора степей и моря. Он прибегает к метафоре: "вообразите себе Елисейские Поля, но только в четыре раза шире".

- Для Селина "самый прекрасный театр мира" это Мариинский, который он описывает так: "легкий, изысканный, барочный мамонт". Он увидит там "Пиковую даму" Пушкина, которая занимает огромное место в его вселенной, потому что речь там идет о пожилой даме, настолько живой, что она возвращается с того света и преследует своего убийцу. "Жеманная старая шлюха" очаровывает его, а музыка, по словам Селина, не тяжелее, чем шуршание ее платья при падении.

- У Селина все же есть глаза, чтобы видеть. На великолепных улицах Ленинграда бродит та, которую он называет "Татьяна Голод". В "Большой Венерологической Клинике", которую он посещает в сопровождении человека, названного им "Всехорошевичем", он видит ужасный развал, жуткую каторгу, где персонал настолько же жалок, как и больные. На улицах, в убогих лавчонках продают по очень дорогой цене настоящий хлам. И хуже всего то, что нищие держатся за свою нищету: "Вся Россия живет на одну десятую нормального бюджета, кроме Полиции, Армии, Пропаганды".

- Он не позволяет обмануть себя вдохновенными речами своему гиду Натали, причины упоения которой коммунистической идеологией он пытается проанализировать в конце "Безделиц": сирота, она была воспитана Советскими властями, которым обязана всем, в том числе и убогим детством. Они с Селином поссорились во время посещения последнего царского дворца. Селину не кажется очень удачным рассказ гида о том, что у покойных царей был плохой вкус. О Романовых он говорит кратко: "Они заплатили за все, и теперь оставьте их в покое", очень тонко вычленяя причины этого самооправдательного, но наивного садизма: Натали, в действительности, неспособна представить себе, что же такое богатство и что значит каприз богатого человека. Тогда Селин рассказывает ей эпизод из своей жизни тех времен, когда он был учеником у ювелира, он описывает визит великого князя Николая, дяди царя, купившего весь магазин и пославшего счет своему племяннику.

- Это ироническое сострадание переходит в глубокую симпатию, когда речь заходит о пожилой даме, пианистке, которая служит в конторе по "приему иностранцев". Так как она говорит по-французски, то делится с Селином своим намерением покончить с собой: "я не счастлива, мсье Селин", а он уверяет ее три раза, как Святой Петр, что она еще обретет возможность реализоваться. Совершенно точно, что в душе Селин больше всего сочувствует старушкам, что не удивительно для человека, взявшего себе в качестве псевдонима имя своей бабушки (эта склонность к женскому несколько странна в человеке, который пытался обличать евреев в том, что, помимо прочего, они обладают неистовой тягой к наслаждению, как все женщины).

- Другой персонаж, пользующийся вполне искренней симпатией Селина, это Бородин, которого Селин встретил в Лондоне в 1915 году в качестве директора Интуриста. В Ленинграде Бородин стал очень важным начальником, и кажется, его не обманешь расхожей демагогией. Он знал доктора Райхмана(8), который был руководителем Селина в 1924 году, своего истинного восхищения по отношению к которому последний не скрывает, даже описывая его в "Безделицах" под именем Юбельблата. Райхман умеет привлечь аудиторию подлинным искусством слова, секреты которого передал Селину: сдержанность, анонимность, тонкость, элегантность. В Райхмане, возможно, заложена одна из разгадок антисемитизма Селина, который начал вызревать после охлаждения их отношений. У них много общего, например, любовь к детям и безудержная фантазия.

- Селин использует связи Райхмана, чтобы предложить директору Мариинского театра, где он наслаждается балетами ("Лебединое озеро" с Улановой), но находит репертуар немного устаревшим, свои собственные балеты, которые уже не приняли в парижской Опере. Полученный отказ он приводит как причину своего антисемитизма, т.к. евреи отняли у него связь с божественной субстанцией, которую представляет собой танец.

- Он предлагает к постановке балет "Рождение феи", действие которого происходит при Людовике XV среди лесных духов. Это история любви поэта и одной звезды, которую разрушили колдунья и цыганка. Селин сам изображает свой балет, именно в своем стиле, воздушном, фантастическом, прыгучем. Ему не удается убедить директора, которому хочется чего-нибудь более "социального" (в немецком духе). Как он меланхолически говорит в полном соответствии со своим стилем: "Я ушел так же, как и пришел, на пуантах", на цыпочках, и с легкой досадой.Это поражение оставило в нем свои следы, и Селин часто говорил, что он неудавшийся драматург, поэт и хореограф, помимо своей воли скомпроментировавший себя в истории и в литературе. Нужно вполне серьезно отнестись к эстетическим причинам, которыми он объясняет свой антисемитизм, потому что он много значения придает непреодолимому соперничеству между собой и избранным богом народом, наделенным особыми талантами в области литературы и искусства (а Селин был одновременно мистиком и стилистом).

(перевод с французского)